Разговоры о табакерке, которая может спасти Россию, за последние годы возникали не раз. Имеется в виду самое знаменитое покушение в российской истории — убийство Павла I.
Есть знаменитые, архетипические покушения — убийство Юлия Цезаря, убийство Марата. Есть трагические истории о неудавшихся заговорах и о том, что потом творили диктаторы с теми, кто покусился на их жизнь.
Есть многовековая традиция, воспевающая тираноубийц. Она восходит к истории афинских юношей — Гармодия и Аристогитона. Недаром, когда вдруг оказалось, что "Рабочий и колхозница" Веры Мухиной напоминают античную скульптуру тираноубийц, из этого начали делать выводы о тайном смысле советского памятника. Романтики в XIX веке окружили ореолом мученичества многих, кто пытался с помощью кинжала решить политические вопросы.
Есть противоположный взгляд: тираноубийцы — всё равно убийцы. Вспоминалась средневековая секта ассасинов/гашишинов, якобы совершавших политические убийства после того, как их опаивали наркотиками и показывали прекрасную жизнь в раю.
Эта противоречивость хорошо видна в отношении к Бруту — убийце Цезаря.
Молодой Пушкин писал о Чаадаеве:
"Он вышней волею небес
Рожден в оковах службы царской;
Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес,
А здесь он — офицер гусарской".
Получилось, что Чаадаев был бы в Афинах великим государственным деятелем, подобным Периклу, а в Риме — великим борцом за свободу, в России же он, увы, всего лишь гусар.
Но есть ведь и другой взгляд на ту давнюю историю. Фразу "И ты, Брут" произносят, когда хотят осудить предателя, найденного среди близких людей. Тут Брут выглядит не слишком привлекательно.
Ясно, что в основном покушения происходят в той ситуации, когда ты не можешь пойти на выборы и с помощью своего голоса отправить диктатора на покой или на скамью оппозиции.
Мы знаем исключения — загадочное убийство шведского премьер-министра Улофа Пальме, который уж настолько не был диктатором, что даже в охране не нуждался. Поэтому убийца и подстерег его в тот момент, когда Пальме с женой возвращался из кино. У Джона Кеннеди охраны было полным-полно, но это его не спасло. Почему Ли Харви Освальд не захотел дожидаться новых выборов, чтобы проголосовать за более приятного ему кандидата? Оооо, сколько же по этому поводу существует различных версий.
Есть покушения, совершённые безумцами, есть покушения, задумывавшиеся из-за личной мести, ревности, обиды, есть и такие, когда заговорщики просто хотели что-то кому-то доказать. Есть покушения, увенчавшиеся успехом, есть те, что были раскрыты ещё до того, как был взведен курок, схвачен кинжал или нажата кнопка взрывного устройства. Есть те, за которыми последовало свержение тирана, а есть такие, после которых репрессии многократно усиливались. Увы, есть и такие, когда тиран был убит, а репрессии всё равно продолжались.
И совсем мало есть в истории примеров тех покушений, которые привели бы к кардинальным переменам. Казалось бы, так всё просто — удар табакеркой, затянутый на горле тирана шарф, — и радость, свобода, счастье.
Почему-то так не получается. Очень хочется, чтобы можно было взять — и избавиться от кровавого деспота. Вот только Брут и его товарищи, убив Цезаря, побежали по улицам Рима, ожидая, что их сограждане радостно выбегут на улицы и будут приветствовать свободу, а те заперлись по домам и в ужасе выжидали — что будет дальше? Дальше ничего хорошего не было.
Вспоминается финал замечательного фильма Виталия Мельникова "Бедный, бедный Павел", когда граф Пален — Олег Янковский — мрачно едет домой после убийства царя, и что-то ему совсем не весело. На вопрос кучера о том, что происходит на улицах, где не то празднуют, не то хоронят, он отвечает: "Осьмнадцатый век хоронят" — "А что потом?" — "Потом 19-й, потом 20-й" — "А опосля?". После долгой паузы Пален, отвечает: "Поживём — увидим". Лицо Янковского на фоне мрачной тьмы не обещает ничего хорошего.
Смотрите мою новую лекцию.
! Орфография и стилистика автора сохранены
