Михаил Эпштейн дал, на мой взгляд, наиболее полное и глубокое определение случившегося с Россией: дефолт культуры. Сейчас это определение растиражировано и включено в научный и публицистический оборот (например, "дефолтград" - у Кирилла Мартынова), но не раскрыто в практическом плане.
Дефолт в праве в самом общем виде – неспособность исполнять имеющиеся обязательства. Если применить это к культуре, то ее основным обязательством является воспроизводство цивилизации, то есть поддержание стабильного уровня конструктивных связей в обществе, препятстствующих распространению энтропии (варварства).
Дефолт культуры, на мой взгляд, означает, что она оказывается неспособна противостоять распространению насилия как архаичного (естественного) способа саморегуляции общественной жизни. Именно поэтому дефолт культуры, помимо всех прочих своих атрибутов (знамений), всегда связан с разрушением закона и справедливости (исчезновением права).
Война всегда является не причиной, а необходимым следствием такого положения вещей. Устранить угрозу войны в конечном счете можно, лишь "заштопав" черные дыры в культуре, в которые утекает "цивилизационная масса". В этом смысле "цивилизационный взрыв" (например, расширение "русского мира" или "арийского мира"), который мы наблюдаем в момент дефолта культуры, является предсмертной судорогой умирающей социальности, непосредственно предшествующей ее коллапсу.
Однако следует при этом заметить, что дефолт в праве – это не всегда приговор. Из дефолта ведут две дороги: к ликвидации и к реструктуризации. Не думаю, что с дефолтом культуры дело обстоит похоже. С ликвидацией все более-менее понятно – происходит распродажа культурных активов, их ассимиляция в чужой "бизнес-среде" и фиксация бренда в качестве "античного наследия" (которое существует уже либо только как память, либо как подделка).
А вот реструктуризация возможна в двух вариантах: как внешнее управление и как кризисное управление (crisis management). Мы видели, как в схожих ситуациях в Германии после Второй мировой войны был реализован сценарий внешнего управления, а в России после гражданской войны – вариант crisis management. Опция внешнего управления для России (в том числе, и с принудительным разделением, о чем сейчас много спорят) по целому ряду причин пока не является очевидной. Более вероятной альтернативой ликвидации и ассимиляции "русского проекта" мне представляется тот или иной вариант кризисного управления.
По определению кризисное управление является мерой чрезвычайной, ненормальной с точки зрения обычных подходов к управлению. Именно поэтому ожидать, что выход из состояния дефолта культуры может быть осуществлен классическими методами "демократического транзита", - приятная, но бесполезная благоглупость.
Кризисные управляющие, кто бы ими ни был, будут восстанавливать в первую очередь не демократию (хотя какие-то элементы демократизации, безусловно, понадобятся), а социальную матрицу, то есть те самые закон и справедливость. Методы, которыми они при этом будут пользоваться, очевидно, не всем понравятся, да и сама эта эпоха не войдет в историю России как героическая страница и эпоха праведников.
Так или иначе, но, как и любым кризисным менеджерам, им придется решать одновременно три задачи:
- подавлять энтропию, проводить инвентаризацию и санировать дискредитировавшие себя элементы культуры;
- создавать одновременно чрезвычайный механизм управления ad hoc и формировать базу будущей системы "регулярного управления", основанного на праве;
- искать новую модель развития и соответствующий ей образ будущего России, который вытеснит и заменит собой образ архаичной империи на образ какой-то новой "генно-модифицированной империи", в культурном коде которой будет вырезан ген агрессии и привязка развития к территориальной экспансии.
! Орфография и стилистика автора сохранены
