Ну что ж, председателем ОНК Москвы стал Антон Цветков, что было совершенно ожидаемо с учетом того, что решение принималось не в ОП, а в АП. Почему я в ОНК до сих пор — не знаю. Думаю, скоро у меня возникнут проблемы. Возможно — уже начались. Я не стану поздравлять Антона. ОН — не правозащитник, у него — свои-чужие цели, задачи, пересмотреть он их не может, человек, в общем, подневольный. Если это к тому же соответствует его амбициям — что ж, ему повезло. Тут ни ненависти, ни зла, ничего личного. Я просто равнодушно наблюдаю. Антон не мог согласиться на введение в регламент сопредседателей. Задача не такова. Поэтому когда я просила — вы ж понимаете меня, это было как бы для галочки. Но я попросила. Кстати, искренне.
Ребята, 23, в своем единомыслии и агрессии впечатление вы производите страшненькое. Что это за крики, что за угрозы? Кому вы угрожаете? Немолодым женщинам. Хамские записки эти, выкрики... Пустословие про "открытость". Я закрыта? Да бросьте. И так жить страшно, а тут вы еще... Вас большинство. Почему при этом надо себя так агрессивно вести? Я кого-то из вас задела? огорчила? Что вы орете? Делайте, что вам велели, без эмоций. Вы же знаете, что нас — 17. Хе, песня Муцураева вспоминается: "Спецотряд против восьмерых..."(с)
23, кто ко мне подошел, обменялся контактами, — буду рада с вами работать. У кого-то вижу интерес в глазах. Ну хорошо, голосовали вы так, может, вы по СИЗО, приемникам, ИВС и отделам ходить будете иначе. Все в ваших руках. Я помогу, если надо.
Первичный разгром общественного контроля в Москве состоялся.
Я не поэт, как Андрей Бабушкин, поэтому скажу прозой: общественный контроль — это во многом был Валерий Васильевич Борщев. Да и сейчас это он. Кто говорит, что вся эта спецоперация была местью за его роль в расследовании дела Магнитского, кто — что все было запланировано существенно раньше. Не знаю. 17, мы очень во многом лопухнулись. И, повторяю, я не снимаю с себя ответственности. Мы не могли победить. Но мы должны были пытаться. И пытаться эффективно. А вот сейчас мне мучительно больно. Но я повторю, что Валерий Васильевич — тот человек, который дал мне и остальным возможность заниматься своим делом на протяжении этих пяти лет.
Итак, мы потеряли председателя. Что до меня — я потеряла и место зама, и это для меня не очень хорошо, если мы будем продолжать работать. Я переживу. Да, и еще, 17, то есть некоторые из вас. Не надо на меня давить. Я вас друзьями считаю, но не надо давить, не надо требовать, не надо обвинять в предательстве. Если вы мне не доверяете — то какие мы нафиг друзья? Я понимаю, что все это — эмоции, но было жаль. Мне жаль. Почему на меня вообще все давят? Я какие-то поводы даю? Новые люди из 17, вы мне очень нравитесь. Давайте работать. И огромное спасибо тем, кто помогает. В частности — спасибо Зое Световой.
Я вообще хочу только одного: чтоб мне оставили возможность работать. Мы должны планомерно помогать заключенным и решать некоторые системные проблемы. Я не могу бросить людей, которые ждут меня и мне верят. Мы не разрушаем стены тюрем, мы не устраиваем революций, и вот за что на нас вся эта авиация? Да ладно, я знаю, за что. Но оставьте нам возможность помогать людям. Если вы окажетесь когда-то в тяжелой ситуации — помогут вам. А ведь это случается.
Да, два журналиста, приехавшие на призывы в твиттере мои и Зоины, вы были круты. А что больше никто не приехал? А широкая общественность? Я же обо всем предупреждала. Когда вам нужна наша помощь, вы звоните и вы приезжаете, и время вы находите. И мы бросаемся блин на амбразуры. Я вчера спрашивала: а чего вы нас все предали? Вы думаете, это шутка была? А мы вас когда предавали? Ну, я понимаю, тема неинтересная... но сегодня ВЫ были нужны НАМ. Обычно — наоборот. И что вышло?
В общем, не знаю, что там будет. Но я не уйду. Ну, убирайте меня сами. Это просто. Что-то подбросят, в чем-то обвинят. Реально ощущение, что я на войне. Ну, пусть напарник спину прикрывает. Мы не уйдем, спецназ не сдается. Мы продолжим. Оставайтесь с нами, страшно, но весело.
Я это так воспринимаю. Весь остаток ОНК.
! Орфография и стилистика автора сохранены
